Пикник удался как никогда! Разошлись, разъехались по домам.
На склоне остались следы их прибывания: мятая бумага, пластмассовые стаканчики, битое стекло...

Спустя какое - то время зелень травы стала стыдливо прикрывать людское равнодушие по отношению к ней. Цветки белого вьюнка тихо подрагивали на ветру, словно дрожали от негодования, что находятся рядом с мусором.
Земля в который раз пытается старательно скрыть эти огрехи, покрывая виновных. Молча, иногда проливая слезы дождей.

Потом позабудется обида. Снова склон будт девственно чистым, приглашая отдохнуть всех страждущих.

Но, а кто мы после этого?
Неразумные дети матушки Земли, которые упорно не желают взрослеть и только больше озлобляются, когда мама лишает нас привычных вещей...
Или хамоватые путники, Земля для которых одна из станций пребывания. Не свое, не жалко. Мы можем позволить себе больше, чем принято, чем разрешено. Некому нас одернуть. Руководствуясь одним лозунгом: " После нас хоть потоп ", смело шагаем дальше, оставляя после себя труднозаживаемые язвы на теле Земли.

13 июля 2010.

Среди всех сортов яблок отмечаю только одну - " патошная ", другого названия не знаю. Зеленые яблоки ( для меня они в любой поре вкусны ) - травянистые на вкус. Ни сладкие, ни кислые, без всякого особенного привкуса.
Но вот они начинают желтеть - созревать. Тут не зевай - наваливайся, потому что медовый вкус привлекают всех от червячков до ос с пчелами. Яблоки становятся сладкими, для кого - то даже приторными. А уж, когда поспеют, они превращаются в наливные, " светятся ", видны семечки, а вкус райской амбры, ешь и не наедаешься этим медовым нектаром. Вгрызаешься в сочную мякоть - чистый мед.

Конечно, есть прелесть в грушовке, белом наливе, кронштадке, но признаться честно, после тех урожайных лет, никогда не пробовала таких яблок. То ли 75 или 76 год был урожайным.
Ветки буквально ломились от плодов. Яблоки уродились большими, зрели...белый налив трещал и истекал соком. Вот где было раздолье для насекомых! Срываешь большущее яблоко, а оно треснуло, кусаешь - жевать не надо, само глотается.
У грушовки розовеет мякоть. А запах какой! Обнюхаешься, слюной изойдешь. В руки три - четыре возьмешь, прижмешь, грызешь это сладкое наслаждение.

Сливы, вишня ... нарывали колосными корзинками. Это такие огромные плетеные корзины. Я в рост ложилась на дно, на корточках присядешь и не видно тебя, выглядываешь как нечто из корзины циклопа. И вот такие коробушки ( не одна, не две ) нарывали вишни, яблок, слив... Потом дед нанимал лошадь. Запрягали в телегу. Здоровые мужики еле поднимали эти коробушки, и мы ехали сдавать на консервный завод.

Дорогой насмотришься на подводы. Сколько же везли! Уйма, пропасть урожая. Запах фруктов стоял одуряющий.
А вечерами хозяйки варили в садах вишневое варенье с дымком, с пенками, с косточками и без них в глубоких чугунах. Разве можно сравнить вкус вишневых пенок сваренных на волюшке со вкусом на газу в алюминевых тазах? Это нечтонесопоставимое и неповторимое....

Больше такого урожая не было ни разу. Много, мало, сдавали, не сдавали, но тот урожай был единственным в своем роде..

17 июля 2010

Сегодняшнее лето случилось на редкость жаркое.
Солнце с утра жаркое до 25*С, а днем в тени доходило до 40*С. Это учесть, что дожди забыли дорогу к нам с мая месяца.
Картошку посадили, дождик полил и все. Великая сушь.

Земля потрескалась, как губы зимой. При поливе жадно впитывает воду, показывая совершенно сухой вид, как не поливали вовсе.

Все живое: цветы, травы, деревья замерли, съежились, словно не хотят двигаться, даже от ветра, чтобы не *вспотеть*, не отдать лишней влаги.
Укос был один. На второй трава не смогла вырасти. Да и там, где не косили, травы высохли, превращаясь в жесткую стерню: неприятную на вид и очень колкую на ощупь.

Что - то мы закопались и некогда было налить три ведра воды. Их обычно ставили у дома, на огороде, чтоб потом поливать. Так привыкшие воробьи возмущенно чирикают, прыгают по веткам засыхающего крыжовника, ищут. Один, более нахальный, попробовал попить с большого чугуна, но там воды мало. Он лапками за край уцепился, наклонился. Ан - нет! Никак! Потянулся и чуть не бухнулся вниз. Испуганно порхнул. Собратья за ним. Тырх - тррх. Возмущенно вереща. Только серых и видели.

Ягоды на черной смородине как сварились. Суховатые, вяленые. Вишня высохла на плодоножке, облетает. Какую птицы усилили склевать, а так мелкая, изъеденная червяками.
Лук - в земле. Собирать - не собирать? Оставить еще на неделю, говорят, будет жарче, так горячий совсем сомлеет, сварится. Ни в лежку и на прокорм такой не положишь.

Жара. Не хочется шевелиться.
Пить. Потеешь. Мысли медленные, тягучие, закипающие: где дождь? Почему не пойдет, не даст отдохновения? Просто пролить усталую землю.
Соскучились мы по шуму дождя.
Лето. Солнце.
Хорошо, но, когда вместо ласковых лучей, от которых жмуришься, в тебя вцепляются цепко лучи, обжигая, доводя духотой до умопомрачения, то невольно мечтаешь о холодах...

17 июля 2010

В карты начинали играть обычно детвора. Солнце клонится к закату, чтобы пойти в клуб на киношку - рано. По дому дела сделаны, и мы самозабвенно режимся, почти не думая, не анализируя, не запоминая карты. Кидаем, смеемся, спорим. Партии быстро вершатся. Подтрунивая над проигравшими, обсуждаем кон, но быстро забываем, и снова карты разлетаются пуганной стайкой птиц.

На наши детские споры понемногу собираются взрослые. Как - то незаметно они вклиниваются в наши баталии и начинают подсказывать как ходить, где подкинуть, а где поберечь козырей. В основном мужики. Кто с покоса пришел, кто телка привел. Бабам еще ужин готовить, коров встречать и доить.
И вот отцы - деды просачиваются в игру. Часть ребятишек отправлена ужинать или матери помогать, поросят накормить...
Шум становится громче. Постарше покрикивают на оставшийся молодняк.
-- Куда лезешь с шестеркой, не видишь восьмерка...
-- Зачем туз берег? Козырь отдал!
-- Надо было снять такую карту!!!

Мужики, как по команде курят, обсуждая исход каждой партии, если бы было так, а не эдак.
Я внимательно приглядываюсь к деду. Мне раздали карты, и я четко усвоила: когда и что кидать. Ведущей никогда не была. Только ведомой. Дед поможет всегда. Пусть не отобьюсь, сниму чуть не всю колоду. Но всегда сможет притормозить, завалить ходящих под меня и торжественно произносит:
-- Ирынька, давай!

С замиранием сердца - даю. Но тут тоже надо знать, что дать. Иначе дед всплеснет руками и начнет, забывая в пылу игры, распинать меня - неумеху и растяпу.
Присоединяются баб. Я уступаю свое место - пенек бабушке. Она никогда не играет в паре с дедом, памятуя, каков он горячий в игре. А тут есть те, кто играют семейно, муж с женой. И вот они сцепляются! Эх, и орут, чуть не дерутся, с пеной у рта доказывая свою правоту.
Недо смеха, баталии жаркие. Каждая карта, как выпад шпагой. Каждая партия - это крики до хрипоты, кто прав, кто виноват. А как заразительно смеются, если кто лопухнулся. Трут слезы у морщинистых глаз. Злобы нет, как огромная, невероятная семья сплоченная игрой.

Народ прибывает. Через окно передаю табуретки. Все пеньки, бревна заняты. Кто играет, кто смотрит, кто мимо шел... Попутно обсуждаются колхозные дела, домашние проблемы, сколько торфа машин привез, сена прикупил, корова отелилась...крепкие словца, дым коромыслом....сколько пользительного уловишь...лузгают семечки бабы. У одной повисло на губе, но ей некогда, она знай хлещет картой и в задоре кричит:
-- А это тебе семерка на плечо!!!
Добавляет чуть тише что - то. Гоготу!!! Бабы прикрывают рты, мужики сплевывают, курят, пыхают.
-- Вот, Манька, уела комбайнера!!!
-- Гы -гы -гы!!!
--- Ха - ха ха...

Смеркается. Масти замызганных карт мало различаются, и люди постепенно расходятся. Остаются несколько мужиков докурить, бабы о своем пошептаться...до новых сражений. Улыбаюсь, растаскиваю пеньки, чтобы в ночи кто не упал через них. Бабушка ужинать зовет. Тащу табуретки обратно...спокойный счастливый вечерок, засыпаю уверенная, что правильно карту бросила, гордая похвалами бабушки и деда.

17 июля 2010

Идти на реку далеко - километра три. Поэтому ходим все вместе и до раза, чтобы накупаться до синих губ, цыплячей кожи и впрок, чтобы не хотелось.

Детское сарафанное радио быстро разносит, что часа в четыре идем. Обычно отпускают со взрослыми. А я вроде за взрослую ( когда успела пройти возрастной ценз? )
Начинаются лихорадочные приготовления. Нет, не то, что надеть, какой купальник ( он и так на теле, как вторая кожа, на всякий случай быть готовой улизнуть купаться, не привлекая дополнительного внимания ).
Тут домашние дела надо моментом завершить: поросенку крапивы нарвать и картошки сварить, кроликам - травы, кому полы мыть, кто жуков на картошке не пособирал...Вот эти работы, которые с утра было недосуг или лень ( впрочем, какая лень, когда поедешь на велике за хлебом, встретишься и давай ля - ля или наперегонки ). Домой мякиш привезешь, потому что хрустящую, еще теплую корочку сгрызешь по дороге назад.

Но время не ждет. Кто не успел, тот не пойдет. Такого не может случится, собираемся и стайка девчонок обрастает как корабль наростами за плавание.
С нашего конца, смеясь и лузгая семечки, перебираемся на другой. Кто босиком, подпрыгивает, обжигая подошвы о горячую, накалившуюся пыль, песок. Кто в тапках, задники смяты.
-- Подождите! Надька выйдет.

Мы останавливаемся и прислушиваемся - идет подруга или нет.
-- Ба!
-- Да!
-- Я - на речку!
-- Ты поросю дала мешанки?
Молчание.
-- А мать разрешила ходить на речку?
Ответом - только звук босых ног бегущих, что есть мочи. Надька вылетает пулей. Мы за ней, будто и за нами гонятся. Позади истошный крик:
-- Надьха! Вот вернется отец всыпет тебе!!!
Девчонка невольно ежится, но в следующую минуту забывает об угрозах. Лупка потом, вечером, а сейчас это приключения и впереди через огромное поле нас ждет река.

Бегом спускаемся с горы ( последняя - тухлая вонючка, как обычно. А разве бывает вонючка не тухлая? ) Неуправляемым гуртом - к реке. Разговоры - разговоры, а сами поглядываем под ноги: можно в коровью ляпушку попасть босой ногой ( на лугу пасут стадо коров ) и что неприятнее - попасть в татарник, напороться в колючки.
Пока дойдешь - сколько произойти может. Раз было вон - шли и вдруг одна закричала:
-- Ложись!!!
Нет, не бомбили. Отроился рой, целое пчелиное облако летело и стать на его пути - неразумно. Все как стояли - попадали.
То идешь, а рядом змеи - ужи ползут, переплетаются. К воде подались.
То стадо коров не обойти, пасутся рядом. Идешь. Они медленно жуют, сонно поглядывая. Какая истошно начинает зяпать ( мычать ) - домой просится. Быки угрюмо косятся, спырять ( забодать ) могут. Пастухи в траве лежат, отдыхают.
Можно взять и левее, но набредешь на болото. Придется еще и его обходить.

В общем дойдешь семь потов сойдет. Солнце зенит давно перевалило. Играет с нами в пятнашки. Набежит облако, частичка малая темная на поле. Бегом в тень. Рядом ярко освещеная полоса. Ветер уносит прочь облако. Снова светло. Другое облако тенью скользит по земле, бежим туда. Так где бегом, где вприпрыжку, где шагом доберешься до воды.
Мигом раздеты и плюхаемся в темные воды. Сверху темлая, внизу холодная. Возле берега намучено, не поймешь какая. А чуть дальше отплывешь и почувствуешь пласты воды. Лежишь сверху поплавком.

Купаемся до посинения в прямом смысле слова. Устало вылезаешь на берег и кутаешься в полотенце. Ветер как специально ждет перекупавшихся, чтоб порывом посильнее остудить и без того холодное тело.
Кое - как собрались обратно. Кто с лилиями идет. Сделали ожерелие на шею. Воняет, правда, тиной. Но ничего, после взбаламученного выхода на сушу, сама как тинная королевна подводного царства.

Обратно дорого домой, кажется, длиннее. Через необъятное поле! Потом в высокую гору! Притихшие, усталые, но довольные купанием идем не спеша.
Раз только вышло, что оделись, пошли. Пошел дождь. И что мы сделали? Разделись и снова в речку полезли. Потому что не каждый может похвастаться купанием в реке, в дождь, когда сквозь тучи пробивается солнце, а "мокрые " волны ветром нахлестывают на лицо, и ты представляешь себя плывущей в шторм через бурный океан.

Попадаешь домой и первым делом смыть тину с волос, потому что как маленькая нанырялась с местными мальчишками, которые приехали на великах....

18 июля 2010

Соседский петух гоголем ходит возле наших окон. " Кэе - ооо ", - завел длинную руладу, мол, все спокойно, всех люблю, всем доволен.
Жарко, но он зорко посматривает по сторонам: где, что происходит.
Выслушав нескольких солистов, опускает крылья, вытягивает шею и выводит свое гордое:
-- Ку - ка - ре - ку!

Помотал головой. Муха мелькнула перел глазами. Не погнался, а продолжает созерцать улицу. Полусонные куры вяло клюют кучерявую траву - спорыш. Они разбрелись по округе, в поисках неожиданной наживы.

-- Ку - ка - ре - ку! - проорал под окном.
И это начинает выводить из себя. Шепчу ему: " Есть свой двор, дом. Вот и кукарекай там ".
Но горластому все нипочем. " Кэе - ооо ". Клюнул травинку и не теряя достоинства приготовился выдать свое искусство.
Не выдерживаю. Беру кастрюльку, наливаю воды и плескаю на этого самородка.
-- Куд - куд дах, трх! - возмутился он.
Подпрыгнул обиженно, отбежал, но недалеко. Потом пошел степенно, показывая, что не испугался, а сам ушел, важничая с независимым видом. Не может же он перед курами выглядеть не солидно. И оттуда донеслось обиженное " кукареку ".
-- Слабак! - ответила.

На моей памяти один был знатный петух. Он принадлежал нашему двору. Характер был скверный, тяжелый, взрывной, без комплексов, без тормозов, забияка, драчун и казанова. На четыре двора вверх и на четыре двора вниз не давал проходу курочкам. Все были его. Остальные петухи прятались по курятникам и при виде нашего белого авторитета, бежали стремглав, иначе будут заклеваны. Что петухов! При чем доставалось и своему, еще один был у нас. Тот вовсе не улицу не выходил, " пасся " во дворе. Так вот, наш агрессор не давал проходу детям и бабам, гонялся, пытаясь клюнуть. Мужиков не боялся, но и на рожон не лез, знал, что получит сапогом или калошей пинка. А если и получал, то затаивал обиды и мстил. Как цепная собака кидался, клевал больно, а потом победно кукарекал.

Ко мне приходил играть Пашка, родственник, десятая вода на киселе. Разумеется, городской не боится петухов. И, когда наш казанова проходил мимо, Паше прямо намекнул, сердито кококнул, типа слежу и вижу. Мальчишка усмехнулся и по привычке пиндаля отвесил. Попасть не попал, забыл об этом и повернулся ко мне.
Петух отбежал на три шага, и как только Пашка отвернулся, побежал, подлетел и начал клевать в темечко, удерживаясь и царапая до крови шпорами.
Пашка не понял вначале, потом завизжал, пытаясь скинуть его. Не получалось, как вцепился петух, заплакал. Казанова был в ярости. Он продолжал подлетать и клевать, стараясь добраться до лица обидчика.

Вступилась за друга. Боязно, сама трусила, обходила забияку. Поцарапал и меня шпорами. Ему было все равно, он отвоевывал территорию, доказывая нам свое превосходство на ней.
В тот же вечер я пожаловалась деду, что была исклевана собственным петухом. Участь " преступника " покусившегося на хозяйку была решена....

....соседские петухи вздохнули с облегчением, а наш второй петух так трусом и остался, боясь всех, позволяя топтать свой гарем пришлым чужакам.

20 июля 2010

Парнишка покупает перевязку:
-- Мне нужен бинт.
-- Широкий, узкий?
Он удивленно смотрит на меня.
Указываю на витрину:
-- Бинт на руку? На ногу наматывать будите? Какой бинт?
-- Нормальный, - звучит в ответ.

=======

-- Мне, пожалуйста, голый пластырь.

Первая реакция – хочется расхохотаться женщине в лицо, но сдерживаю малейшие появления смеха. Участливая, понимающая мина.
Через минуту прихожу к выводу, что объяснять какой нужно, что не бактерицидный, не перцовый, без пропитки, а именно рулончиком лейкопластырь необходим, долго. Голый – незатейливо и верно.
Покупка совершена быстро, без уточнений. Находчивости можно только удивляться.

30.10.10

Отдельная история – это кошельки.

Сумма набрана, и вот тогда спохватываются, начинают искать на дне бездонной, хозяйственной сумки. Содержимое переворачивается несколько раз, пока в этом хаосе пакетов, сумочек, веревочек, авосьнавсякийслучай, предметов вечной необходимости не находят искомое.

У молодых нет кошельков. Изо всех карманцев – косметичек выуживается нужная сумма.

Постарше – это престижные, крокодиловые, кожаные, лакированные…

У пожилых – малюсенькие, иногда обернутые в целлофановые мешочки ( мелочь выскакивает ) или кошельки, как гармошка ( бывалые ), от уха до уха.

У более старшего поколения – носовые платочки с узелками, развязывание которых проверяет стойкость и закалку нервной системы у остальных.

Мелочь у мужчин раскидана в барсетках, по карманам, редко в кошелечках, а в основном ее нет. Купюра крупная и все, выкручивайся, как можешь.

В женских кошельках мелочь прячется за старыми чеками, скомканными бумажками, напоминалками, рецептами и прочей дребеденью. Минипомойка, в которой два рубля и десять уйдут за единый номинал.
Любимое дело – это забыть защелкнуть « животик » кошелечка. И вот летят со звоном монеты разного достоинства. Женщина, старушка спохватывается, начинает суетиться, поднимать. Остальные равнодушно лицезреют, отворачиваются или продолжают между собой беседу. Давно ушло то время, когда кидались помогать собирать.

Бумажные купюры предпочитают вытаскивать из загажников, потайных карманцев, спрятанных в обложке паспортов. Дают по феншую – не разворачивая, чтобы деньги водились. Или в скомканном виде, а попробуй нашу сегодняшнюю втолкнуть в мизерный кошелечек для копеек и вытащить в отглаженном виде.

Не хватает денег. Катастрофически не хватает. На любую цену откликаются заученным паролем: « Подорожало? Дорого! »
Рвется, ох, как рвется высказать: « Бесплатно раздаем ».
Доходит до смешного. Редко спрашиваемое, лежит с прошлого года. Ехидно, с удовлетворением:
-- Подорожало!
-- Да, - лучезарно улыбаясь, - в марте 2009 года.

Но разве в наш век гонки или ярче описать « крысиных бегов » слушают?
-- Сколько? – потрясая кошельком.
Только воздуха набираешь полную грудь для ответа.
-- Беру, - не слушая мои слова.

Пробиваю, жду денег. И тут выяснятся, что не хватает. Так какого лешего не выслушали, не проверили, не удостоверились в своей платежеспособности?
Терпение – добродетель. Новые покупатели – другой кошелек, другая история….

30. 10. 10

Грешным делом обожаю сериал « Доктор Хаус ». И ради специфики ( интересно ), и ( самое главное ) игра актера Хью Лори, поразившего воображение еще в « Дживс и Вустер », но это к слову…

Итак, в первой серии в одной из сцен Грэг Хаус указывает Форману, что та, у которой Форман приобрел сэндвич, вытирает сопли рукавом…( « Правила говорят: -- Если ты заболел, сиди дома, но, если зарабатываешь по 8 долларов в час, тебе терять их неохота…человеку вытирающему сопли рукавом на гигиену наплевать » ). Этакая сцена брезгливости.
Спокойно принимаю к сведению, продолжаю наслаждаться актерским талантом.

Но вот вышла погулять. Забежала купить пирожков к чаю. Народа, к счастью, нет. Продавщица заинтересованно рассказывает о тесте, что из него выйдет двадцать пирожков. Покупательница – тетенька, не менее заинтересованно расспрашивает, как тесто не прилипает к рукам и может ли больше получиться пирожков.

Внутренне смеюсь: « А семь шапок выйдет? » Выйдет из кусочка, хоть семь, хоть десять…только лилипуты носить будут. И пирожки можно на один кус сделать. Как говориться – « была бы курочка, сготовит и дурочка ».

Терпеливо жду. Вижу, как продавщица во время объяснения вытирает пальцами нос, потом рукавом, снова руками, затем трогает мешочки с тестом, мешочки для фасовки…
И так явственно услышала язвительный голос Хауса, что даже не стала дальше стоять за покупкой. Подальше от неопрятной продавщицы, не имеющей элементарного носового платка.

Может ей скачать эту сцену? Пошлет меня…лесом…премудрого пескаря…

30. 10. 10

Раньше частенько в мою смену захаживал пожилой дядечка. Набирал немного препаратов. Но имел дурную привычку, хватать не за ручки пакета, а за мои руки. Всегда ругалась. Но ему, видно, это было приятно, игрался – забавлялся моим возмущениям.
В очередной раз пришел он. Отстоял положенную очередь. Набрал пакетик препаратов. Осторожно положила, а он уже лезет, чтобы схватить меня.
-- Мужчина, не протягивайте руки, - резко отрезаю.
Вдруг из очереди слышим вкрадчивый такой голос:
-- А то протяните ноги.

Секунда молчания, и взрыв смеха. Люди, стоящие в очереди засмеялись, а дядечка смешался, покраснел и рысцой из аптеки. И больше такого от него не было.
Вот, оказывается, бывает действенней смех, чем постоянные нотации.

4. 11. 10

-------------------------------

-- Мне пять цитрамона, пять анальгина, - заученно рапортует бодрая старушка, почти не глядя в писульку – напоминалку.

Смотрю выжидающе, мол, дальше.
Та продолжает:
-- Аспирина столько же, семь штук.

Немая сцена. И сколько раз меня просили « столько же », указывая совершенно иное количество.

30. 10. 10

…Он и Она…Они стояли друг против друга и тихо что-то говорили. Он с непониманием смотрел на Нее, Она же старалась объяснить свою точку зрения. Они ссорились иногда , и каждый раз это происходило тихо без битья посуды , криков и оскорблений.
Почему так происходило? Скорей всего от того , что молодые люди не всегда понимали друг друга. Когда все доводы были исчерпаны, Она отходила в сторону ,предоставляя Ему принять решение.
Вот и сейчас Она ,повернувшись, отошла к окну. После короткого молчания Он направился к выходу. У двери оглянулся…Она стояла ,обняв себя за плечи, и смотрела в окно. Он взялся за ручку и с сожалением открыл дверь, надеясь, что Она позовет Его. Но вслед доносилось только молчание. Мысленно сказав Ей : Люблю тебя, переступил порог и вышел из квартиры.
Она видела в отражении на стекле как Он уходил, спиной чувствовала его взгляд. Сердце разрывалось на мелкие кусочки…Ей бы оглянуться, остановить Его, но что-то неуловимое задержало на миг душевный порыв. И когда Она, повернувшись , бросилась к двери, было уже поздно. Он ушел.
Она стояла у двери и молчала…не билась в истерике, не рвала на себе волосы, не раскидывала вещи по комнате. Ее сердце сжималось, боль пронзила грудь, стала неметь рука. Ей не хватало воздуха. Ком застрял в горле и мешал дышать. В голове пронеслись мысли о том, что не успела…опоздала сказать Ему самое главное.
Схватившись за горло, Она медленно стала оседать на пол…упала. Боли уже не чувствовала. Было состояние невесомости, казалось , что грудная клетка расходится и душа вырывается наружу…затуманен взор. Ей было не страшно умирать, полное безразличие. Лишь одно желание- скорей бы все это закончилось.
Он вышел из квартиры и в досаде ударил кулаком по стене. Почему Она такая? Что с Ней случилось? Неужели Он мало уделяет Ей внимания?
Сидя за стойкой бара в соседнем доме никак не мог найти ответы на свои вопросы. Появилось желание позвонить Ей. Он достал телефон и набрал номер…послышались длинные гудки. Мысленно просил Ее взять трубку.
Она лежала на полу. Глаза открыты…одинокая слеза скатилась по щеке. Где-то далеко играла мелодия вызова абонента ,но Ей это уже не нужно было.
Он набирал и набирал номер телефона, в ответ лишь длинные гудки. Что-то подсказывало- надо вернуться. Она никогда так долго не брала трубку. Сорвавшись с места, в мгновение ока очутился возле Ее квартиры. Открыл дверь и замер. Она лежала на полу, в кулаке пальцами сжимала сорванную с шеи цепочку с кулоном ангела который Он когда-то подарил. Глаза были открыты и на лице замерла улыбка…

19 ноября 2010г.

(автор Ману)

Странные, необъяснимые дела стали твориться в нашем доме. Мы – семья большая, живем дружно, почти без ссор и обид.
Но… я заметила неладное. К завтраку обычно покупала четыре сырных булки. Папе, маме, старшей Арине и младшей Раечке.
Сегодня утром, когда ставила чайник на плиту, увидела, что с одной из булочек была снят защитный пакет, а булочка аккуратно откушена.
« Что такое? Папа проголодался? Надо спросить его,» - подумала на этот счет, но после утренней побудки, умывания, одевания кого в офис, кого в школу, кого в детский садик, про укус совсем забыла.
Зато, каково было изумление, когда на завтрак одной булки не хватило!!! Тут – то я припомнила утреннее покушение на булочку.
-- Ребята, - строго заговорила я.
Тем временем умничка Арина поделилась с Раечкой булкой.
-- Ребята, а ну признавайтесь, может, кто видел вора – кусаку?

Тишина. Папа был изумлен. Зато девочки как – то хихикнули, но зажали ладошками рты.
-- Ага. Раз мы боимся признаться в содеянном, значит, больше утренних булочек не будет. Только овсяное печенье.

А надо сказать, что к этому печенью семья относилась не очень. Не любили. Тут девочки перемигнулись. Старшая сказала:
-- Говори.
-- Нашу булочку взял булконюхлый ежик, - потупившись, краснея, ответила Раечка.
-- Кто? – воскликнули мы с папой в один голос.
-- Булконюхлый ежик, - повторила дочка и примолкла.
-- Знавал я ежиков, - начал был папа, но его перебила Арина.
-- Это необычный ежик. Он очень любит сырные булочки. Сейчас аномально теплая осень, а он уснуть не может. Бродит сонный. Вот и унюхал наши булочки. Взял одну и лег в кроватку. А булочку положил перед носом. Спит и сырные сны видит. Так за зиму снюхает булочку, а потом весна, ежик встанет бодрым, сытым, довольным. Ничуть не злым и грустным.
-- Хмм, - переглянулись мы с папой.
-- Точно. Раз еще тепло, ежик не может уснуть. Полусонно зашел, откусил. А потом и всю наколол на иголки, унес в домишко, - добавила Раечка.
Что ж…это объяснение было разумным и убедительным. Ругаться не стали, а решили впредь покупать дополнительную сырную булочку для булконюхлого ежика, чтобы не голодал ни он, ни мы себе не отказывали в полноценном завтраке. Природу и меньших братьев надо беречь. Так у нас в доме объявился еще один житель, но мы не в обиде. Мы – дружная семья.

И кстати, бездомный песик Тимка почему – то очень благодушно и дружелюбно к нам относится. К чему бы это? Не знаете?

23 - 24 нобяря 2010

(автор Ману)

Как – то папу оставила с маленькой Раечкой и Аринушкой. Мне надо было решить проблемы в банке. Выбрали день, когда у папы был выходной. В то время он работал на двух работах, чтобы помочь семье.

Папа честно плюхнулся на диван и стал читать сказки девочкам. Те обожали слушать. Сидели, не шелохнувшись, внимательно глядя на папу, боясь проронить хоть слово.
Раечка неугомонная, иногда разглаживала передничек у мишутки и снова замирала.

Спустя три сказки у папы начали слезиться глаза, принялся поминутно зевать, съедая окончания слов. Девочка заерзали, стали переспрашивать, хотя прекрасно могли пересказать сами; начитали сказки наизусть.
Наконец сдалась Арина:
-- Пап, давай я почитаю, а ты с Раечкой послушай.
-- А можно я посплю чуть – чуть? – извинительно попросил папа, укладываясь на диван.
-- Ладно, - разрешила дочка.
Раечка только коротко вздохнула. И папа отключился….

Его разбудила Арина:
-- Знаешь, что, папочка. Ты сильно храпишь, меня заглушаешь. Я лучше в окошко погляжу, может, маму увижу, когда возвращаться будет.
Очумелый со сна папа только и мог благодарно кивнуть. Но не успел он погрузиться в нежные объятья Морфея, как ему в глаз тыкнула пальцем Раечка. Она заботливо проверяла, спит он или играет с ней. Увидев, что папа сонно открыл глаза, ласково произнесла:
-- Пи. Пи.
Что означало: спи, спи и не волнуйся, я буду охранять твой сон. Только завел глаза. Тык.
-- Пи, пи.

Только закрыл..Тык.
-- Пи, пи.

Только… Тык. Ребенок явно скучал, и храп любимого папочки ничуть не спасал положения. Пришлось папе вставать с красными веками, не выспанный, уставший хуже, чем от двух работ разом, взмолился:
-- Мама! Ты скоро придешь?!

Пришла. Меня встретили радостно все домочадцы. Как и положено дружной семье. При чем папа и дочки были необычайно счастливы моему появлению, и спрашивается почему? Даже вздохнули с облегчением почти одновременно…

28. 11. 10

(автор Ману)

Наконец все разбрелись по местам работы: папа уехал в офис, Арина – в школе, Раечка – в детсадике. И я могу заняться своими делами.
Стою перед ведерком, в котором пыхает тесто. Рано утром замесила, желая к обеду испечь пирожков с морковкой и яичком.
Кстати, о яичках. Раечка упросила приготовить к вечеру салат « Голодный » или как мы называем его « из ничего ». Уж больно дочка его любит.
Отвариваем яички, лучше деревенские, домашние. У них желток, как солнышко. Крошим, солим, заправляем майонезом. Получается желтенькая горочка, которая пришлась по душе Раечке.
Если брать покупные яички, выходит бледнее, невзрачный такой. Как не скажет Раечка: « Снежная Королева подышала на него ». Чтоб чуть украсить, посыпаю зеленью. Что – то я отвлеклась…

Только подготовила противни. Звонок в дверь.
« Кого в такое время Бог посылает? Или что с домашними? » - темное облачко – на лице.
-- У тебя всегда облачко, когда волнуешься, - пояснила Арина.
-- Попадал в грозовые тучи и в ураган, - улыбаясь, дополнял папа.
-- Неправда. Мама есть мама. А не прогноз погоды! – защищала Раечка, обнимая и целуя меня в обе щеки.
-- Защитница, ты моя!

Открываю дверь. Соседка – Наденька. Юная мама – одиночка. Так вышло, что Тимур растет без папы. Мальчик должен быть в садике. Но только после болезни, выписали, но пойдет через два дня.
-- Пожалуйста. Я только молока и хлеба куплю, умоляющие серые глаза.
-- Конечно, - соглашаюсь, - Тимурчик, пойдем со мной тесто раскатывать.
Мамины серые глазки, личико – вылитый папка, который не удосужился даже узнать, кто родился, скрылся, как только Наденька забеременела. Хмурые бровки.
-- Посиди с тетей. Я мигом.
-- Ядьно, - решает малыш, но стоит только маме скрыться с глаз, как тревожно заводит, с укором глядя на меня, - Мааам!
-- Она быстро. А ты со мной посиди. Помогай.

После некоторого времени с уговорами, Тимур соглашается покинуть прихожую и зайти на кухню. А дальше…дальше увлекательная лепка в которой побеждает тесто. Ручки ребенка влипли, волосы, щеки, лобик, носик – все в муке.
Раскатываю тесто, а сама прошу:
-- Тимурчик, расскажи мне сказку.
Тот доволен, что в таком липком деле участвует. Кивает.
-- Про тетю.
-- Про лису, Тимурчик. Ты вроде о ней разучивал сказку?

Мальчик молчит. Начинаю я:
-- …и в домик постучалась, просится на ночлег..
-- Тетя.
-- Как тетя? – недоумеваю. – Лиса!
-- Тетя! – упорствует малыш.
« Ну что ж, хулиганит! »
-- Хорошо, а дальше?

В это время домой возвращается папа. Указывает на папки, которые, разумеется, забыл взять. Стоит, слушает Тимура.
-- Тетя ега на авку, хостик пол авку.
-- Тимур! Да как же так? Это точно про лисичку, - начиняю пирожки морковкой с яичком, чуть присаливаю, знаю, что выйдут сладкими пирожки, потому что морковка сладость даст.
-- Тетя! – доказывает юное чудо. – Хостик под авку.
-- Лиса!
-- Тетя!
На помощь к Тимуру спешит папа. Он знает, что малыш не может чисто выговаривать букву л и любыми путями старается заменить слова.
-- Конечно, тетя была, хвост под лавку прятала.

Мальчик смеется, ямочки – на щечках.
« Родной твой отец – бессердечный поганец! Поглядел бы раз, сердцем оттаял, прижал бы к себе кровиночку ».
-- Лиса! – смеюсь с ним.
-- Уступим? – предлагает папа. – Что поделаешь с длиннокосыми!

Папа ерошит его стриженые волосы, пожимает как взрослому руку. Тот важно сжимает.
-- Силен мужик! – хвалит рукопожатие папа.
Затем он уходит, так и не отмывшись от теста. А Тимур тем временем уже открыл страницы сказки и продолжает рассказывать:
-- Тетя ночью съеа скавку.
-- Что? – даже присела на табуретку. – Ой, Тимурчик, скалку в печке сожгла лиса.
-- Неть. Съеа.
Глядим на скалку. Не впечатляет съесть ее за один присест. Да и за два – тоже. Бурные споры прекращает приход Наденьки.
-- Спасибо вам. Так выручили, - в серых глазах не просохшие слезы, наверно, упрашивала его.
-- Что ты! Скажешь тоже! Давай присаживайся, чаевничать будем.
-- Неудобно задерживать. Вон кухню во что превратили!
-- Даже слушать не буду.

Тихая, доверительная беседа. Малыш прикорнул, разморенный, довольный. В одной ручке – пирожок, другая прижата к щечке. Пальчики – в тесте и муке.
Надечка выговорилась. Незаметно накормила ее, с собой пирожков насватала. Не спорила больше. Чистые, ясные, от всего сердца благодарные два взгляда.
-- Как у мамки…
-- Шшшш… при Тимурчике не плачь! Не пугай мальчика. Будет и на твоей улочке праздник.

Полдня как ветром сдуло. Скоро Арина придет со школы. Надо мучные дела отмывать, пока окончательно не пристали к стенам, столу и полу.
А пирожки отменные получились, как на заказ. Одним запахом наешься. Сытно, вкусно. Заходите, отведайте.

26. 11. 10

(автор Ману)

Немного мурлыканья и фейс контроль прошла беспрепятственно. Можно было проникнуть и так, не беспокоясь, для красивых дам везде вход открыт.

Замкнутое помещение. Неживой воздух. Наверно, вентиляция не работает. Нет притока свежего воздуха. Циркулирует горячий, спертый.

Люди этого не замечают.
Они во власти иных страстей. Громкая музыка ватой забила уши. Довлеет над мозгом, приказывая производить те или иные телодвижения.
Знали бы эти смертные силу музыки, силу слов. Не стали бы безвольно слушать повторяющиеся бессмысленные вопли, наполненные музыкальной какофонией, безголосых исполнителей.
Внимательно слежу за всеми.
Им все равно, что звучит, лишь бы воздух сотрясали звуки, и тогда исполнят свои пляски люди – зомби.

Жаль. Обесценились истинная музыка и истинные слова. Песни норвежцев, скандинавов, германцев, испанцев…предсмертные крики, и шорох зыбучих песков, поглощающих безвольные тела…вечная песнь моря, набегающих волн или ярость шторма…

Жаль. Лица, не выражающие эмоций. Одна маска на всю толпу. Маска удовольствия. Это раздражает.
Маска удовольствия – пролитого кофе на платье.
Маска удовольствия – затертые пятна спермы на брюках.
Маска удовольствия – соития и разлуки, радости и горя, расцвеченная яркими вспышками светомузыки.

Усмехнулась. Даже свет вместо привычной радуги, зелени травы, синевы неба и моря слепит, искажает, придавая вид нереальности происходящего. Часть движений пропадает. Позы марионеток. Кто же тут кукловод? Впрочем, мне это не интересно. Не за этим я пришла.

Чувствую биение сердца. Да. Вот оно. Верно. Кровь струится по венам, артериям, исполняя свою неслышную песню жизни. Сердце бьется в ритм этой мелодии. Если бы вы чувствовали как я этот голос крови…завораживающий, чистый, привлекательный, зовущий.
Зов крови. По нему я и пришла. По зову крови. По долгу крови.
Повернулась как стрелка компаса. Влилась в толпу беснующих на танцполе. Вынырнула у столика, рядом с лестницей.

Там, наверху, опершись о перила, стоял он. Кровь. Закипает пузырьками. Пузырится. Адреналин.
Мужчина, как и я, всегда искал жертву. Он, как и я, всегда находил. Каждая танцующая внизу хотели его. Я чувствовала этот похотливый запах, источающий потными телами.
Они извивались, как змеи, стараясь привлечь его внимание. Одна, совсем юная, уже была опробована им. Она пахла его любимым гелем на водной основе с экстрактом цветов апельсина. Облегчает введение. Придает удовольствие…

Упрямый лоб. Залысины. Темное дно томных глаз. Трепет ноздрей, будто, как и я, чувствует животных страх загнанной жертвы. Изгиб сладострастных губ. Блуждающая улыбка. В руке ямайский ром. РОМ!!! Стакан сжимают тонкие, длинные, музыкальные пальцы. Опытные пальцы. Скользящим движением по спине. Нежное прикосновение к ключице. Ласковое – к лицу.

Он отпил глоток. Т увидел меня. Отпрянул. Инстинктивно. Но не смог разорвать со мной зрительного контакта. Да и никто не смог бы из смертных. Почти никто.
Я напевала ему. Только ему песню о Борее, волнах, крушениях, вечно спешащем в никуда Летучем Голландце.

Его лицо посинело. Спазм. Не мог дышать. Захлебывался морской водой.
-- Время прилива, родной.

Где – то там, далеко, в небытие, застонала душа проклятого пирата Джонса. Этот красавчик – пират с глазами звездной ночи, любимчик судьбы, попал ко мне и моим сестрам.
Он умолял, просил, плакал отпустить его только еще пару раз увидеть молодую жену и новорожденного сына. Он клялся душой. Кровью.

Мы поверили ему. Отпустили с условием возвращения к нам. Заткнув уши пенькой, на плохоньком плотике покинул остров Сирен.
Его товарищи медленно умирали с улыбкой на устах, слушая наше пение. Море поглотило их. Плоть съедена акулами, растаскана крабами и прочей мелочью. Белеющие кости присыпаны песком. И только унылый крик чаек нарушает гармоничное исполнение песен Сирен. Ласково – зовущее…нежное – нежное…Так поет мать над твоей колыбелью..так поет твоя любимая, вышивая рубашку, ожидая на берегу только тебя, любимого, любимого…

-- Любимый, - шепнула в тускнеющие глаза, - Джонси, по праву крови, мы взяли с тебя в оплату долга душу твоего потомка. Твой род прервался. Извини.
Хрипло смеюсь. Когда мы получаем свое, говорят, становимся безобразными, Ложь! Мы прекрасны в своей мести.

Снова волнами эха дошли мучительные стоны пра – пра – пра – родителя – пирата Джонса. Он понял всю глубину своей ошибки. Лучше бы сам расплатился с нами на острове, чем его невинные потомки, в чьих жилах течет проклятая кровь.. И вот теперь в пучину вод отправляет последняя душа – лакомая добыча.

-- Господи! Алекс поперхнулся! Да помогите же ему кто – нибудь! – раздался истошный голос.
Его уложили. Потом подняли. Пытались надавить на живот. Сделать искусственное дыхание.
Но Алекс так и не ожил. Выражение ужаса застывшее в глазах, будто взглянул самой смерти в лицо.

-- Вот ведь ромом подавился до смерти, – бурчала уборщица Фрося, - все жрут – жрут. В горло не лезет, все равно жрут!
-- Точно говоришь, - поддакивал толстый, астматичный охранник Петр Сидорович, - а потом проблемы. Кому решать? Хозяину? Нет! С меня спрашивают. Недоглядел!!!
-- И деньги не спасли! – не унималась Фрося, собирая остатки воды пропахшей тухлой рыбой.

В ведре плавали чешуйки от рыбы, остатки гнилой пеньки, щепки, еще чего – то непонятного. Но Фросе платили не за разглядывание подозрительного и непонятного мусора, а за уборку. Поэтому странная лужа исчезла под половой тряпкой.

10. 12. 10