Избранник

Средь газовых лент и цветов белоснежных,
В сияющем море восторженных лиц
Я встретила взгляд его глаз безмятежных –
Все золото солнца под сенью ресниц.

И в сердце моем, трепетавшем в волненьи,
В тот миг воцарился волшебный покой.
Все прошлые страхи, тревоги, сомненья
Расстаяли вдруг, лишь коснулся рукой.

Ладони слились и слова зазвучали,
Что тысячи пар повторяли до нас.
Просторные своды, ликуя, встречали
Гармонию тихих, торжественных фраз.

Сквозь слез пелену я смотрю прямо в душу
Тому, кто стал жизнью моей и судьбой,
И этого счастья ничто не нарушит...
Прекрасен, как сон – и он здесь. Вечно мой.

Легенды оживают предо мной,
Как дивный сон или кошмар тревожный.
Здесь, за дождя туманной пеленой,
Поверить древним письменам несложно.
Деревья вековые вторят им
И дрожь промокших листьев под ногами.
Дух тайны невесом, неуловим,
Скрываясь за седыми облаками.
Как в сказочных заклятьях, темный принц
Любовь иль смерть, являясь, мне пророчит.
Спускаясь со старинных книг страниц,
Сияет в снах, безмолвный призрак ночи.
И я ищу ответ в своей душе –
Ответ, который мне давно известен.
Не спрятаться и не уйти уже...
Опасность скрыта в резких слов подтексте,
Скользит в его пленительных глазах,
Что опьянили без предупрежденья...
И рядом с ним меня не мучит страх –
Лишь больно ранит холод отчужденья.
Когда же страсть невольно прорвалась
Сквозь этот лед, заставив сердце сбиться,
Вся сладость счастья в венах растеклась,
От нежных чар нет силы защититься.
Куда ступлю? В разлуки вечный ад,
Где нет легенд – и он моим не станет,
Иль в распахнувший двери райский сад,
Где темный принц запретный плод протянет?

Риск

Я рисковала не собой,
Летя к тебе так безрассудно –
Часов неумолимый бой
Жизнь сокращал ежесекундно.

Нет, не боялась умереть,
С тобой навек соединившись.
Страшнее было не успеть,
Остаться там, с толпою слившись,

Страшнее было не найти
В последний миг бессильным взглядом –
Не отыскать к тебе пути,
Застыть, не одолеть преграды...

Но лишь теперь, в твоих руках,
Я поняла, чем вновь рискую –
Ожившим сердцем, впохыхах
Забывшем: боли не миную.

Я думала, что все стерплю,
Все, кроме гибельной утраты.
За опрометчивость мою
Так скоро пробил час расплаты...

Вновь рана разрывает грудь,
Нет сил сражаться с этой мукой.
Я продержусь еще чуть-чуть.
Ты жив... и станет мне порукой,

Что ходишь где-то по земле,
Что вспомнишь, может быть, случайно
О рук ласкающем тепле,
Слезах, румянце, счастье тайном.

Спасти тебя, чтоб потерять...
Свободу щедро предоставить.
Не умолять, не обвинять,
От сожаления избавить.

Тебя еще раз отпустить...
С трудом дышу, едва справляясь.
В груди вновь сердце ощутить –
И разорвать, навек прощаясь.

«Я ничто, всего лишь человек.
Смертный, слабый и неинтересный.
Времени безжалостного бег
Сделает союз наш неуместным.

Неуклюжа, не блещу красой,
Абсолютно безнадежна в спорте.
Невезучесть делает грозой
Всех существ, что есть на горизонте.

Напрочь всех талантов лишена –
Разве только создавать проблемы.
Пропасть между нами так видна!
Оттого и вечные дилеммы...

Только вот никак не сокрушить
Нежеланья превратить в вампира.
Что могу взамен я предложить
Совершенству из другого мира?

Не плачевно ль серости идти
Рядом с ослепительным созданьем?
Что мне дать тебе на том пути?»
«Ты даешь мне все одним дыханьем.»

Бездонных глаз глухая чернота
Страшит и злобой жгучею пронзает.
Так дьявольски опасна красота,
Что сердце мерно на куски кромсает!

Суров и резок сжатых губ изгиб,
Под бледной кожей словно тлеет пламя...
Как-будто ангел вспыхнул и погиб
Под ненависти черными волнами.

Весь свет его вдруг поглотила тьма,
Пленительность проклятьем обратилась.
Быть может, это я схожу с ума?
Пригрезилось, почудилось, приснилось?

Но видела, как жилы напряглись...
Кулак сжимался, сокрушить рискуя
Край парты... иль мирок мой, где слились
Мечты и явь в палитру непростую.

Как едкий дым злость может овевать;
Как жалкий раб ум красоте подвластен...
Да, взгляд и впрямь способен убивать,
А боль и слезы – разрывать на части.

Не может быть, что я тому виной...
Только сомнений уж не остается.
Все жду, застыв натянутой струной,
Когда кулак ужасный разожмется.

Слезы

Я причинил ей боль... В глазах блестнули слезы.
Хотел лишь уберечь, но резкостью задел.
Сжав сердце, отвечал на робкие вопросы,
И, правду говоря, все больше холодел.
Скрывая ужас, ждал панического страха,
В отчаяньи сжигал последние мосты...
Все тайны открывал, впуская в царство мрака,
Стремясь лишить тот взгляд наивной теплоты.
Но карие глаза нежны необъяснимо,
И тихий, ровный пульс тревожит все сильней...
Как-будто все слова, застыв, проплыли мимо,
Как бешеный поток мелькающих огней.
Лишь на короткий миг дыханье участилось,
Когда, порозовев, она произнесла:
«Ты мог мне позвонить...» Еще сильней смутилась,
И кожу опалил поток ее тепла.
Она призналась мне, что тоже волновалась...
Неужто я и впрямь небезразличен ей?
Но хрупкая мечта кошмаром отозвалась,
Когда я ощутил весь груз вины своей.
Что мог ей предложить? Как мог остаться рядом
С невинной чистотой, доверчивым теплом?
Я права не имел касаться даже взглядом,
Был порожденьем тьмы, исчадьем ада... Злом.
Тот разговор прервал – безумный и опасный,
Хоть горячо желал услышать трепет слов.
Губительная блажь... Надежда... Бред прекрасный,
Что медленно срывал с запретных чувств покров.
«Мне все равно, кто ты... Неважно. Слишком поздно.»
И для меня весь мир вдруг краски потерял.
Я видел рой теней, что надвигальсь грозно,
Иль холод взгляда той, чью душу отобрал.
Так жестко приказал не говорить об этом...
В стремленьи уберечь, внушить ей страх хотел.
Сдержать и отрезвить безжалостным запретом,
Заставить осознать опасности предел.
Лишь замерла, к окну надолго отвернувшись,
И закусив губу, смотрела в темноту.
Вдруг сердце сорвалось, о муку ту споткнувшись,
Скатившись за слезой в молчанья пустоту.
Я так хотел стереть следы ее печали
И отобрать всю боль, что грубо наносил.
Я прошептал: «Прости», но поняла едва ли
За что я в этот миг прощения просил.

«О дне рожденья не напоминай.
Знать не хочу, что медленно старею.
И убеждать опять не начинай,
Что повода для грусти не имею.»

«Грустить из нас двоих пристало мне –
Ты так юна, а мне почти сто девять...
Такое не приснится в страшном сне,
Уж можешь сразу на слово поверить.»

«Вот так утешил! Ты услада глаз
И неизменной красотой чаруешь.
А я сегодня видела как раз
Себя старушкою, что бережно целуешь...

И тот кошмар мой отобрал покой.
Морщинами покроюсь, поседею...»
«Ах, Белла, что же делать мне с тобой?
Оставь свою безумную затею.

Любимой и желанной для меня
Останешься всегда – года невластны.»
Тупик... Улыбки нежной западня,
Тигриный взгляд и мягкий шепот страстный.

Заговорил мне зубы без труда,
Намеренно слепя и поражая.
Но возмущенье тает без следа...
Несется сердце, пульс опережая.

Шаг

Скоро придет милосердная смерть...
Шаг, только шаг на асфальт раскаленный.
Выйти на солнце, в лучах замереть...
Гибели ждать, как веронский влюбленный.

Так безутешно над телом рыдал
Тот, что остаться пришел – не проститься...
В эти мгновенья я все бы отдал,
Чтоб рядом с нею на миг очутиться.

Но не дано истомленным глазам
Ею одной пред концом любоваться.
Руки в мольбе не вздымать к небесам –
Те, что не могут любимой касаться.

Хрупкого тела им уж не обвить
Даже единственный раз, напоследок.
ОборвалАсь невесомая нить...
Плоть моя словно безжизненный слепок.

Губы мои омертвело молчат,
И договор не скрепят поцелуем.
В ад или в рай души смертных стучат;
Мы ж либо здесь – либо не существуем.

Нет ее больше – не станет меня,
Пусть не дано повстречаться за гранью...
Медленный шаг... Там, лучами маня,
Плавится солнце, внимая страданью.

Хрупкое чудо мое – в мире, лишенном тепла,
В мире, который клеймил знаком сокрытого зла –
Веры нежданный глоток, чувств незаслуженных шквал...
Права на то не имел, только безумно желал...
Только отчаянно ждал взгляда, касанья руки,
Только тревожно искал сердцем, пока далеки.
Тихая радость моя – просто быть рядом с тобой,
Вечно хранить от невзгод, жадно ловить голос твой.
Смыть я не в силах грехи, но для тебя нет вины –
Робкой улыбкой любви сотни преград сметены.
Самая сладкая дрожь, ласка доверчивых глаз...
Трепет и тайная боль сквозь недосказанность фраз.
Ясное солнце мое... В мрачной, холодной ночи
Жизни бесцветной, пустой – там, где душа замолчит,
Там, где лишь омут теней – ты осветила мне путь,
Вспыхнув огнем в небесах, и невозможно свернуть...
Чем я тебя заслужил, мне не узнать никогда –
Лишь бесконечно любить, дни превращая в года,
Лишь каждый вздох твой беречь, всю свою нежность даря...
Хрупкое чудо мое, тихая радость моя.

Я медленно умираю.
Разорвана грудь на части.
Сжимаюсь и замираю,
Спасаясь от злой напасти.
В беспамятство окунаюсь,
Но боль меня отрезвляет.
В когтях ее не брыкаюсь...
Страдание ослепляет.
Нет жалоб, нет слез обильных...
Ни слова не проронила.
Я сломана, я бессильна.
Я счастье похоронила.
Никем для него осталась –
Он был для меня всем миром.
Я с сердцем своим рассталась,
С любовью, мечтой, кумиром.
Не мне удержать с собою
Того, кто свободы ищет.
И с мукой своей немою
Душа среди ада рыщет.
А тело – лишь оболочка,
Застывшая, неживая...
Ему не нужна отсрочка,
Рубцы свежих ран срывая.
Тону в океане боли,
Но чувства уж притупились.
В ночей непроглядной смоли
Сияния грез забылись.
Я в страхе за них цепляюсь,
Безумно бродя по краю...
Агонией исцеляюсь
Иль медленно умираю.

Лил дождь холодною стеной,
И он стоял передо мной –
Тот, кто был другом дорогим...
Теперь он стал совсем другим.
Мне холодно сказал: «Уйди»,
Словно стояла на пути,
Мозоля мукою глаза...
Рыдали ливнем небеса,
Но чувств его поток застыл.
Когда-то весел, прост и мил,
Он грел, как солнышко, меня.
Но, в напряжении звеня,
Стал теплый голос, словно сталь.
Пыталась оюъяснить, как жаль,
Что часто ранила его...
Он дал мне все, я – ничего.
Вновь оживала рядом с ним,
Светлее становились дни...
Я робко верить начала,
Только надежда подвела.
Как я могу его просить
Спасителем и другом быть?
Эгоистично чувства брать,
Чтоб раны сердца залатать.
Я видела, как он страдал –
Гнал прочь, но взглядом не пускал...
И замолчала, вся дрожа.
Рыдал не дождь – моя душа.

Капля крови... Какая малость...
Только с нею любовь сорвалась.
Только с нею мечта разбилась,
Будто счастье мне только снилось.
Холодею в его молчаньи,
Не могу отпустить, простившись.
Взгляд отводит в немом страданьи,
По ту сторону очутившись.
Черных страхов кружатся птицы...
Отчуждения не минуем?
Я сметаю сейчас границы
Робко спрошенным поцелуем,
Умоляющим нежным взглядом...
Не тревожно, не виновато,
Но отчаянно и безумно
Целовал, прижимая страстно...
Не шепнул в этот раз: «Опасно»,
Не разнял, отстранив, объятья.
Но тоски не могла унять я.
От предчувствия холодела,
И потом долго вслед смотрела...
Боль и горечь впитал украдкой
Поцелуй бесконечно сладкий.

Голос сквозь темноту...
Он не дает угаснуть,
Броситься в пустоту,
В жарком бреду погрязнуть.
Он все зовет назад,
Острой мольбой неволя,
Через кромешный ад
Непроходящей боли.
Смерть мне сулит покой,
Легкость, освобожденье.
Вечность плывет рекой,
Манит туман забвенья...
Хочется опустить
Впав в забытье, ресницы,
Хочется отпустить
Долгий кошмар, что снится –
Треск, языки огня,
Стоны, метанье тела...
Только зовет меня,
Мукой пронзая: «Белла!»
Голос сквозь темноту...
Ангел, склонив колени,
Молит – и я иду.
В мраке, сгустившем тени,
В боли, в бреду, в огне,
Я отыщу дорогу.
Знаю – поможет мне,
С ним я не одинока.
Ради него пробьюсь
Сквозь черных вод пучину,
Ради него проснусь –
И в пустоте не сгину.

Набрался наглости меня поцеловать!
Ишь ты какой! Противнейшая псина.
И думаешь, я буду так стоять?
Не посмотрю, что вымахал, детина.
Сейчас как дам! Костей не соберешь!
Теперь не промахнусь, уж будь уверен.
Ты раз и навсегда тогда поймешь,
Что тверд мой выбор – и закономерен.

«Я прижала руку к себе и с размаху выбросила ее вперед,
изо всех сил ударив Джейка в челюсть.» (С. Майер, «Затмение»)

«Ой! Ой-ей-ей! – завопила я и запрыгала на месте (...).
Джейкоб изумленно вытаращился на меня.
- Ты чего?
Он даже не почесал челюсть, как это делают в кино.
Врезала, называется!»

Ох, Белла, ты неисправима!
Попала в цель, но все же мимо...
Себе-то руку поломала,
Но только если б не сказала,
Раскрыв ньюансы поведенья –
Так и стоял в недоуменьи...
Ну что ты прыгаешь на месте?
Вопрос мой нагл и неуместен?
Да, поцелуй, пожалуй, тоже...
И я, конечно, невозможен.
Решила дуться – ну и ладно.
Я отвезу тебя обратно,
И удержу подальше руки.
Но знаешь, вскоре на досуге
Ты вспомнишь обо всем, что было –
Ведь возмущенье поостыло,
А притяжение осталось,
Хоть ты себе и не призналась.